Три великих жизни [сборник 1968] - Вера Михайловна Корсунская

бы слушателям курсов возможность гораздо легче и с большими результатами слушать лекции того же профессора. Однако составление этой работы требует серьезных исследований, чтобы избежать ошибок, и можно сказать, что она определит репутацию своего автора.

Следовало бы также ежегодно издавать дополнение к этому каталогу, включая в него растения, вновь вводимые в культуру, а каждые 10 лет переиздавать его, так как за этот промежуток времени накопится немало как добавлений, так и потерь в растениях.

Из этого ясно, что профессор, который до сих пор не нашел времени для составления каталога растений, столь необходимого его собственным слушателям, подавно не может взять на себя еще и обширную работу по изучению и обслуживанию коллекций Кабинета Естественной Истории.

Таким образом, не без основания утверждают, что функции ботаника при Кабинете Естественной Истории никоим образом не должны быть слиты с функциями профессора при Ботаническом саде. Сверх того, требуют этого разделения и интересы науки; оно дает еще и ту выгоду, что сохраняет определенное место, которое может обеспечить судьбу ботаника, много послужившего отечеству частью полезными путешествиями, частью интересными работами, которые раздвинули границы наших познаний в этой прекрасной части естественной истории.

Примечание. Мысль эта тем более заслуживает внимания Собрания, что до сих пор во Франции никогда еще не учреждалось специальной должности для ботаника, что могло бы служить большим поощрением для лиц, способных отдаться работам, которые могли бы подвинуть вперед эту полезную науку.

Заключение

Должность ботаника при Кабинете Естественной Истории должна сохраниться навсегда, так как она является неизбежной необходимостью, для того чтобы та часть коллекций Кабинета, которая принадлежит к растительному царству, всегда была в должном порядке, чтобы все составляющие ее объекты были правильно определены и чтобы легки были справки для всех, занимающихся изучением ботаники или собирающихся писать труды по этой интересной науке.

Должность эта, столь полезная для данного Кабинета и особенно важная для самой науки, так как она вызовет появление новых научных трудов, должна быть всегда поручаема ботанику, знающему, особенно искусному в познании экзотических растений и давшему доказательства своей работоспособности в этом отношении путем опубликования известных и одобренных публикою трудов.

Типография Гюеффие́, улица Жит-ле-кер».

Ламарк не обманулся в своих надеждах: Национальное Собрание сохранило должность хранителя гербариев и Ламарка в качестве его.

Граф де Биллардери был вовсе отстранен от работы в Саду.

По-видимому, по инициативе Ламарка же или, во всяком случае, при его поддержке и приблизительно одновременно с его записками научные сотрудники Королевского Сада и Кабинета Естественной Истории адресовались в Национальное Собрание с обращением. В нем говорилось о преданности служащих Сада и Кабинета общему делу реформирования страны и готовности служить этому делу своими знаниями.

Сад и Кабинет, подчеркивалось в обращении, могут принести огромную пользу земледелию, медицине и торговле. Кабинет располагает огромными коллекциями. В саду множество растений, в том числе культурных, следовательно, возможно широкое распространение семян среди населения. Лекции и демонстрации, всевозможные справки, библиотека — все это достояние нации.

Обращение заканчивалось просьбой о разрешении представить проект реорганизации Сада и Кабинета.

30 августа 1789 года Национальное Собрание обсудило эти документы и возвратило Финансовому Комитету для пересмотра, а авторам предоставило срок в один месяц на составление проекта реформ Сада и Кабинета. Этим и занялся Ламарк.

Организация Музея Естественной Истории

Крушение старого порядка развертывалось с поразительной быстротой.

Зима 1789 года, голодная и холодная, порождала волнения и беспорядки.

Перед булочными, ратушей, продовольственными складами, охраняемыми национальной гвардией, с раннего утра толпилось голодное население Парижа.

Подвоз угля прекратился. Дома Парижа, не приспособленные к хорошим и сильным топкам печей, часто вовсе лишенные их, насквозь пронизывала зимняя стужа. На улицах постоянно подбирали окоченевших от холода людей. По целым суткам не прекращавшиеся снегопады превращали улицы Парижа в сплошные сугробы.

Волнения и беспорядки вспыхивали то в одном, то в другом районе столицы.

Наиболее революционная часть депутатов «третьего сословия» устраивала свои собрания в монастыре Святого Якова; якобинцы — их прозвище — становились страшным призраком для аристократов.

К якобинцам приходят все новые и новые группы населения из низших слоев тогдашней буржуазии. То там, то здесь в городах Франции якобинцы организуют свои ячейки, которые очень быстро разрастаются в отделения.

Они наступают пока общим фронтом на общего врага — королевскую власть, и в этом их все возрастающая сила.

Пусть по ночам еще раздается у дверей стук булавой и возглас:

«Именем короля и по приказу господина начальника парижской национальной гвардии маркиза де Лафайета!», — за которыми следует исчезновение человека, в чей дом вошли гвардейцы.

Пусть они все тщательнее обыскивают закоулки Парижа в поисках Друга Народа, Марата, и Неподкупного — Робеспьера. Их нельзя найти, чернь прячет все следы. Разве в море найти чьи-то следы? А чем Париж не бурное море в эти дни? На улицах его яростные волны доведенных до отчаяния голодных людей.

И это бурное море непрестанно выбрасывает новые номера газеты «Друг народа», один пламеннее другого.

Марат неуловим, он неустанно говорит с народом с помощью листков, появляющихся, несмотря на смерть и кровь — плату за расклейку их.

Марата не найти, но его речи, в которых он разоблачает контрреволюцию, слышны повсюду.

«Друг народа» разоблачает людей, захвативших власть в Национальном Собрании, обращаясь к парижанам:

«Да и кто такие эти люди, которые себе одним присваивают право смотреть за общественным управлением? Баловни судьбы, пособники деспотизма и крючкотворства, академики, королевские пенсионеры, сластолюбцы, трусы, которые в дни опасности сидели запершись по домам и с трепетом